Прот. Димитрий Смирнов: Здравствуйте, мои дорогие. Сегодня у нас праздник, потому что Иван Иванович любезно согласился, один день приехав в стольный град, и со мной, и со всеми вами побеседовать. Здравствуйте, Иван Иванович.
Иван Охлобыстин: Здравствуйте, спасибо, что пригласили.
- Все взбудоражены Вашими интересными ходами. Я-то – нет.
- Ну Вы меня знаете.
- Да, поэтому это все я воспринимаю очень органично, все, что происходит на этом небосклоне, на котором написано: Иван Охлобыстин… Я по Вашим проявлением хожу как по выставке, один зал, другой… Похоже?
- Похоже, да. Хотелось бы, чтоб дворец был, но пока только выставка. У нас сознание общества еще до дворцов не созрело, и поэтому приходится работать в том формате, в котором они привыкли.
- Мне это все мило. У меня есть кое-какие вопросы, они довольно интимные. Но жанр нашего общения сегодня такой, что люди будут подслушивать то, что я буду спрашивать. Но вот что. Если в Ваши планы не входит отвечать именно на этот вопрос, Вы просто говорите: не, не, не скажу. И пойдем дальше.
- В принципе, скрывать нечего. А если я буду выглядеть дураком, а я, несомненно, рано или поздно буду им выглядеть, поэтому…
- Нет, нет, не в этом плане. Меня немножко разочаровало вот что. Очень быстро вы отказались от того, чтобы баллотироваться в президенты.
- Выверено стратегически. Я – шахматист. Там чуть-чуть дальше еще – и… Процентное соотношение у меня 12 миллионов было (это только статистика официальная), которые были готовы не только идти голосовать, но сами становиться некими проводниками голосования. И могла возникнуть опасная ситуация, когда власть бы сообразила, что зашутилась сама, что она напрасно допускает такие проявления, потому что неизвестно, что было бы на выборах, если бы Святейший посчитал… У нас международные конфликты, войны вокруг. Ну мало ли что. Вот он и особый случай. Отец Иоанн, плюс еще процент верующих людей, плюс 12 миллионов. Это одна десятая населения русского народа, 134-135 миллионов.
- Нет, ну и что? Это же все равно не значит, что Вы были проходной. Сам факт, что гражданин России с такой уникальной биографией, еще не законченной, вдруг себя таким образом проявил. С одной стороны, я понимаю, тут и гротеск, и есть элемент шутовства, и режиссура хорошая. Все было очень вкусно сделано. Но на мой вкус хотелось бы это подержать еще.
- А в том-то и дело, для того, чтобы подержать, у меня не было сверхзадачей само голосование. Я об этом говорил прямо, они не умеют слушать.
- Может быть, я тоже прозевал это.
- Нет, Вы не уследили по занятости. Дело в том, что я, во-первых, предупреждал, что, если Церковь, зная хорошо концепции русской Православной Церкви, вряд ли, уже сталкиваясь с этим до этого по работе своей прошлой, когда в ВПН я работал, пиаром занимался, вряд ли, только если примут решение, что у нас экстраординарный случай, и давайте. Почему бы и нет, в запрете человек, может быть, оно и хорошо, идея такая вроде позитивная. Если бы это произошло, то это было бы беспрецедентно, так же, как, собственно, это мероприятие в Лужниках. Это самый большой стадион самой большой страны в мире. Кто допустил, чтобы с белой пирамиды человек бил в гонг и кричал: русские, нас нет, мы умираем!
- Говорят, собралось тысяч 35.
- Ровно по турникету – 32, ушло 4830 с чем-то. Мне предлагали, как обычно предлагают: давай солдатиков. Я говорю: нет, ребята. Вот организаторы. А им казалось, что, чем больше… Я говорю: давайте сделаем честно.
- Но все равно, я думаю, что ни один человек, кроме каких-то певцов наших эстрадных, не собрал столько народу.
- Никто и не освоил в итоге. На 360 градусов не работал YouTube. Пытались работать. Там проблема знаете в чем…
- Я картинку поглядел и немножко послушал. Там, правда, мелко было, но все равно…
- Но это после Олимпиады. Если вкладывается что-то в память человеку, то после Олимпиады я не вспомню, чтобы такое яркое мероприятие было на этом стадионе. В силу того, что я баллотировался, пресса до этого никогда бы меня не стала рекламировать. Она придала торгашескую нотку, и она вынуждена была, по сути, рекламировать доктрину.
И моей сверхзадачей являлось не президентство. Там парадокс просто случился, что в какой-то момент (я-то думал как пиарщик обычный, технолог) президентство, имею право как гражданин, просто теперь обязано. То есть им интересно цеплять к чему. Я на доктрину переведу, они почитают мои предвыборные программы, и они буду ее освещать бесплатно. У меня нет таких денег, чтобы еще и телевидение покупать. Я то, что заработал на бизнесе, на шоу, я кинул в это мероприятие странное. Но, с другой стороны, один раз в жизни живем. Я довел до того уровня, пока, чтобы не раздражать Церковь, все-таки Церковь беречь, Церковь – мать родная, надо дистанцироваться, чтобы ее же и не коснулось. Я дождался самого яркого выступления Чаплина на самой смотрибельной передаче, сразу выложил у себя в социальной сети, что смиряюсь перед мнением. Ну Вы же знали, я же предупреждал.
- Нет, все-таки отец Всеволод артикулировал положение, которое есть в Церкви. А прямого указания, что именно Вы, Иван Иванович, не смеете… Не было.
- Не было. Но не хотел раздражать. Я добился главного, для себя во всяком случае. Я сделал наконец легитимным словосочетание национал-патриоты. До этого милиция бегала. У нас, как только говорят «национальность», тут же начинается истерика у всех. Так этого боятся все. И если это не обсуждать, то в итоге…
- Это только в отношении одной национальности.
- Русских, да. Я – русский человек, я горжусь этим, я плохо выговариваю половину букв, это смешно. Во мне, наверное, есть еще кто-то, но я русский человек в сути своей.
- В каждом русском должен быть татарин. Если нет татарина, это уже что-то подозрительное.
- Да. У меня сверхзадача была какая. Легитимным сделать национальность. Посмотрите, как партии используют активно. То Жириновский со своей истерикой.
- Жириновский – всегда…
- А здесь он уже не стесняется. Доктрина прошла, он понял,что упустил момент.
- Кстати, Иван Иванович. Опять интимный вопрос: почему доктрина 77? Или это как у Сальвадора Дали?
- Нет. Честно говоря, в данном случае во мне больше сыграл художник. Объясню.
- Я так и почувствовал.
- Я – монархист в сути, но я не психический монархист. Я могу мотивировать строго биологически. По каким-то биологическим принципам государство может управляться только с помощью этой конструкции. Родственники, над семьей и дальше. Если без истерики. Но когда это звучит напрямую. Нас приучили скептично, сразу улыбочка идет, сразу что человек какой-то не такой. Я посчитал, что на данный момент моей сверхзадачей является легитимным сделать монархизм в сознании, что уже при обсуждении его учитывают серьезно. А как не обсуждать идею, которая единственная из всех идей собирает на стадионе, на этой белой пирамиде 30 тысяч человек. Орут после часа лекции, тяжелой, под проливным дождем. Вы будете еще слушать? Да! – кричат люди. Это стихия, от которой русские люди устали. То есть напряжение в обществе достигает некого пика, когда нужно это декларировать людям хотя бы с образованием.
И второе – национальность. Тут же стали использовать. Либералы воют понятно почему, им вообще эта тема не нравится. Им дать возможность, они бы после себя воду в туалете не смывали, чтобы свободу соблюсти. А вот консерваторы, которые себя таковыми называли члены двух парламентских ассамблей, которых по гостевым пропустили, аккуратные мужчины с сытыми лицами, педофилы. Я их похвалил. Мне хотелось создать впечатление, что не я же один, 30 тысяч человек пришли. Я им полгода говорил о том, что не будет музыки, не будет ничего, буду говорить о нации. Кто я такой, чтоб говорить о нации? Шут гороховый, никто. Пришли.
- Для меня ценно, что именно шут гороховый об этом говорит.
- А это разумеется.
- Это ему должно быть позволено по его амплуа. И в миру, и в народной жизни. То, что вы об этом помянули, это тоже очень классно.
- Да. И мне помогло это. Сурков никогда бы не пропустил мимо этого. Там смешной случай. Это же пятница. Промысел Божий. Я хотел, чтобы это было четырнадцатого. Нейтральный день, ничего нет, День рождения Земли по Всемирной большой энциклопедии. А нам не дали, футбол, какие-то тренировки, сказали: берите десятое. Я даже в календарь не посмотрел.
- А дорого снять стадион?
- Пять миллионов рублей. Два миллиона я вложил в…
- Мне просто как обывателю интересно.
- Очень смешной разговор у меня был с главным пожарным. Он выслушал все, он понял, что факелов не будет, что, скорее всего, будет спокойная публика. И, уже уходя, он говорит: а по сути, о чем? В двух словах. Как это должно выглядеть. Я говорю: тирания. Он говорит: я приду со всей семьей. Он говорит: а что по поводу пожарных? Я говорю: ну а что по поводу пожарных? Вон, просеки заросли без пожарных, и под Шатурой горим. Он говорит: со всей семьей приду.
- Пришел?
- Пришел.
- Слава Тебе, Господи.
- Там все пришли. Там военных гигантское количество было, прямо себе блоком взяли билеты оперуполномоченные, которые не взятки берут, а с пистолетами за бандитами бегают. Порядочные люди. Там еще человек занимался этим.
Семинаристы бурсаки пришли, сообщество. Там публика такая была, только крикни. И меня укоряют консерваторы подспудно, эти сытые люди, что как же ты не крикнул: на ножи, на ножи! Сами-то они в кабинетах останутся, молодежь ведь с железками метаться будет.
- Да нет, ну а зачем на ножи-то? Как-то уж глупо.
- Они хотят. Они провокаторы.
- Это понятно. Они гражданскую войну предрекали лет шесть на моей памяти за последние двадцать лет. А у нас все никак. То есть мы этого не хотим как народ. Хватит нам уже, поели.
- Но можно спровоцировать.
- Какая-то генетическая память есть. Она и провоцировалась много раз, но, слава Тебе, Господи, все обошлось. Но это Бог с ним. Я так и думал, что 77 – это художественный прием. Или все-таки за этим что-то есть?
- Художественный. Но как художественный. Есть флаги монархические. Мне на них нужно что-то такое, узнаваемое издали. Мы – патриоты, но мы не те, которые вот эти вот с лицами педофилов. То есть мы адекватные патриоты, мы хотим думать, созидаться, заново знакомиться, созидать нацию. И семерки очень хорошо смотрятся даже геометрически. Тысяча значений. 77 – это Московский регион, Московское княжество, 77 боевых единиц межконтинентальных ядерных ракет, ежедневно несут (такая смена у них) дежурство по стране.
- А откуда Вы знаете?
- Мне сказал военный ракетчик. Я не знал об этом, это уже после доктрины.
- Я должен знать, но первый раз слышу.
- Они говорят, что именно 77 единиц, парадокс, но 77 единиц. Для меня самое главное – это Московский регион, княжество.
- Понятно, все-таки под этим какая-то подложка была.
- Была. Но основное – чтобы можно было использовать патриотическую символику и четко показывать, что это, во-первых, не касается религии, это идейное-идейное и не связанное с предыдущими ораторами, что это не ля-ля-ля-ля, это своя романтизированная не очень совершенная конструкция, которую невозможно в десяти часах изложить. Все, что я сделал, – это по сути рингтон к телефону. Я, можно сказать, был тем звоночком на мобильном телефоне, который зазвучал в кармане президента и у остального мирового сообщества, включая швейцарский клуб.
- А какие-то отзвуки были от верховной власти?
- В чем заключается парадокс. Те, кто ответственен за то, чтобы это не произошло, в этот момент все были на дачах. Я ни разу не выкладывал текст до восьмого числа, то есть вообще не знали даже мои близкие, что я буду говорить.
- А этот текст заранее был каким-то образом приготовлен.
- Часть – да.
- Потому что я так почувствовал, что была какая-то схема, оглавление. А так – это некий поток сознания.
- Не совсем так. Это получается из-за того, что я вынужден был рвать куски. Я дома вычитал то, что логично было бы мотивировано и не нашло бы укоров со стороны философов.
- А писали Вы это строго сами?
- Строго сам, разумеется.
- Никому на рецензию не давали?
- Нет. Я бы просто не успел. Я их обвел вокруг пальца, как обвел арлекин дьявола.
- Кого, врагов?
- Врагов. Они, во-первых, относились ко мне, как к шуту гороховому. Ну что тут скажешь. А тут неожиданно само по себе. Они не поняли масштаб мероприятия. Они в голове не сложили, что так и будет.
- А никто и не предполагал.
- Да. И они оказались в неудобной ситуации перед своим начальством. Сказать, что это прошло без их внимания, это значит, что их уволят. Они до сих пор, наверное, не говорят.
- А с другой стороны, ну что особенного?.. Ведь могут быть разные форматы шоу. Все элементы шоу как бы налицо. А тема – ну что ж, есть же фильм «Илья Муромец», а есть такое выступление.
- Да. Но там пошла статистика. Почему нужно было снимать свою кандидатуру? Статистика стала опасной. Если бы они для себя осознали на тот момент, что уже 12 миллионов активных людей, они бы посчитали и сказали: ой, ой, ой.
И могли применить какие-то меры, удушающие самое главное, саму идею. Сейчас идея как пожар, как лес, как сухой тростник должна ползти. Не я выдумаю это. Я просто дал настрой – не резаться, а говорить. Если уж все хотят так резаться, то выясним, кто, с кем и в каких подразделениях.
- С кем резаться, врага тут у нас внутри нет. Есть маленькие какие-то там, но это сто человек. Из-за этого кровь проливать смысла нет.
- Смысла нет никакого. Для этого еще нужно людей как-то заставить думать. Я – никто, я только рингтон на телефоне в кармане швейцарского клуба, который никак нам покоя не дает. Сейчас модной стала фраза «я не являюсь сторонником заговора». А вот я очевидно понимаю, что это заговор.
- Дело в том, что есть такие иероглифы, под которыми человек должен расписаться, чтобы его признали своим, потому что боятся, что про него скажут. Охлобыстин как бы не боится, что про него скажут.
- Терять нечего. И реноме у меня очень подмоченное.
- А чем?
- У меня противоречивая история, они ж трактуют как хотят, у них же совести нет.
- Это да. У меня тут вопрос. Зачем Вы так суетитесь? То священник, то актер, то политический деятель. Не пора бы самоопределиться? Это пишет Андрей из Твери. А в конце пишет: спасибо за прекрасную подачу национального вопроса. Большинство людей, которые Вас лично не знают, им это трудно понять, что Вы за птаха и как у Вас все это укладывается. Потому что широк человек. Не мешало бы сузить.
- Просто я русский человек. У каждого русского человека внутри спрятана сила бога Тора из Волгалы и харизма Отилы. В какой-то момент я начал раскрываться, но я не с того начал. Если бы я начал с семинарии, то я бы так и двинулся, но до этого я познал мир. Глупо его сейчас не забрать себе. Идеология решает все. Это с одной стороны. С другой стороны, какие-то бытовые и внешние. Мне одна журналистка говорит: почему Вы всегда ищете? Я говорю: Вы не понимаете, я себя не ищу везде, я себя везде нашел.
- О, Вы повторили то, что сказал Пикассо однажды. У него тоже спросили: Вы чего-то ищите? Он ответил: я ничего не ищу, я нахожу. А он тоже такого плана был. Он очень многое брал из того, что есть. Ту же тоже, как Вы правильно заметили, ничего нового нет. Это действительно как выявить.
- О чем говорим на кухне, о чем думаем, радикальные стороны этого. Это опасная стихия, если с ней будут играться честолюбивые люди, лишенные какой-то ответственности. Это будет катастрофа. Это мы пострадаем первее, чем все остальные. Мы самоуничтожимся. Но эту силу не использовать – тоже глупо, потому что это нас объединяет как семью.
- Тут вот в чем дело. Человечество глобализируется. И никто не может это открыто использовать, не учитывая мировой истеблишмент, потому что сразу ярлычок повесят. Единственный, кто может говорить, это шут гороховый. Вольфович начал. Но все устали, поняли, что это не очень серьезно. И он уже состарился, уже не так это свежо. Но он тогда тоже 25 процентов голосов взял. Все думали, что Россия с ума сошла. А потом вроде и ничего, бизнес такой построил.
- Он умеет договариваться.
- Во всяком случае, ему стали доверять, его не боится никто. Понятно, что это стихия мощная. Но опять же в истории это было, когда это поднималось. Но у нас такая проблема, жадности правящего класса и недостаток любви к простому гражданину. Человек думает: еще немножко возьму, а пружина все время в напряжении. Мне кажется, такого патриотизма не хватает тем людям, которые принимают решение. А им тоже трудно, потому что весь мир смотрит, и там существуют определенные речевые коды, которые нельзя переступить. Я был в Америке, слышал, как выступала Хилари, за ней Барак Обама. Сидел я прямо напротив. И они клялись в верности гомосексуализму. Причем, в речи было даже дважды сказано, что мы по всему миру будем защищать это движение. То есть без этого в Америке уже нельзя. Без клятвы верности. Подпись под этими иероглифами. У нас пока можно, мы пока отстали. А вот так открыто любовь, да еще к русской нации…
- Это моветон.
- Это не моветон, это просто вообще человек ставит на себе крест. Если он серьезный политик, который не может не учитывать то, что происходит в мире. Я помню, Святейший Патриарх Алексий выступал в ООН. Он там много чело сказал, но все с радостью хлопали. Почему? Потому что он сказал о том, что все хотели услышать, а сами не могут. В этом смысле Ваше событие с этой доктриной, оно явилось таким же телефонным звонком, если взять Ваш образ. Но сейчас пока да. Идут большие отзвуки, многие на этом, и я в том числе, чего-то наваривают. Самого Охлобыстина пригласить к себе на диван, на котором я сплю.
- Это для меня большая честь.
- Потом ко мне многие обращались, что того-то позвали, того-то, а этого. Ну что ж, попробуем. Я не такой информированный, я не слежу, что в интернете происходит. Как Вы думаете, будет этому какое-то продолжение? У Вас лично есть ощущение, что эта тема останется на нашей территории России?
- Есть вопросы статистики, информационная сфера правит миром. Интернет – это навсегда. Почему я так строго сделал в геометрии без всякой музыки, без шумов, без китайских фейерверков. Белая пирамида на пустом стадионе, людей-то не видно, все равно как яма пустая, римский Колизей ночью. Люди видят символами, и поэтому это останется в качестве символа. Это уже выгодно использовать патриотам, национал-патриотам. Я же открыто сказал, что я считаю, что самый лучший путь – это аристократический национал-патриотизм, а демократами я считаю тех, кто позволяет себе думать. Потому что сейчас это очень редкое качество. Люди забиты шаблонами, люди не стесняются каких-то очевидных вещей. Нужно вернуть логику к очевидности. Для мира сейчас очевидно, что мужчина может жениться на мужчине. Но раньше же это было не очевидно. Это же чушь. Не может быть в паспорте написано: родитель № 1, родитель № 2. Это шаг к апокалипсису, это шаг к уничтожению. В конце концов, Господь нас сдует как пыль.
- Конечно, при развитии это как Содом и Гоморра должно кончиться. Если мы в это верим.
- Я в это верю.
- Ангела Меркель первая поздравила одного из своих министров, когда это произошло. Она так спешила, что ей удалось первой поздравить, что он женился на каком-то парне.
- Совет да любовь и ничего больше.
- Могла бы на той недельке поздравить, а то именно первой надо. Без этого уже не проходит.
- Элементик безумия во всем этом очень и очень для нас хорош, потому что без этого элементика закисшую российскую публику, боящуюся всего, боящуюся называть себя русскими. Не модно, что ты русский. Начинаешь гордиться, что у тебя там какие-то предки… Идет предательство нации на самом нижнем уровне. В деревнях, понятно, все умирают. Из Костромы я приехал, у них не так уж развит интернет, но у кого есть, они все пересмотрели, они гордятся этим, они поняли, что не скинхеды, они поняли, что это специально завуалированная игра, чтобы возможность была построить такое сообщество, на фоне которого можно говорить серьезные вещи, обсуждать вопросы нации. И тебя в тюрьму не посадят. При этом это хорошая платформа для активных национал-патриотов. Взять петербуржских бунтарей, еще кого-то. Потому что волей-неволей все равно они наши. Они могут заблуждаться, но они наши. Теоретики, которые сидят в думских комитетах национал-патриотов, они предатели. Я их хвалю, зная, что рублю себе карьеру, потому что у меня сразу инвестор ушел. Картину, которую мы снимали, сразу ушел инвестор. Он говорит: мы таких президентов и такие доктрины знаем, они сейчас варежки в Тюмени вяжут. Нам не надо по бизнесу. У меня сразу поломалось огромное количество деловых привязанностей. В принципе, я знал, на что шел. Но по факту, как гражданин, я не могу себе позволить, понимая, что я могу себе позволить технически и не реализовать это в данности.
Начиналось-то как. Литературный вечер. Приходит ко мне молодой человек. Лицо известное. Пришел и сразу – попа вызывали? И сразу все премии. Которые возможно, и взял. Они и икнуть не успели.
Значит, как-то использовать надо.
- Это не потому что Вы – поп.
- Нет, конечно. Я в данном случае так шуткую. Мне мои провинциальные друзья, отцы, пишут: а что ты хотел, отец Иоанн? Попы работать умеют. Вот, отцы, зацените, как это. Ну а чего ты хотел? Каждый из нас, если бы не служение Святому Престолу, чего угодно бы сделал.